Как стало известно на прошлой неделе, «Газпром» в течение года согласует с австрийским нефтегазовым концерном OMV список активов для обмена.
Нельзя сказать, что новость оказалась из разряда «breaking» - соответствующий меморандум был подписан еще в начале сентября, во время Восточного экономического форума.
Согласно предварительным договоренностям, в обмен OMV в России получит долю (24,98%) в проекте разработки ачимовских отложений Уренгойского месторождения. Теперь появившийся в сентябре сюжет развивается: для обсуждения новых деталей глава «Газпрома» А. Миллер посетит Вену уже в октябре.А 1 октября стало известно о завершении еще одной – очень похожей – сделки, между «Газпромом» и немецкой Wintershall. Правда в этом случае, речь идет не о новых договоренностях (как в случае с австрийском OMV), а о «реанимации» старых соглашений.
Wintershall (100% дочка BASF и основной партнер «Газпрома» на немецком рынке)получила 25% +1 акция на участках 4 и 5 в том же проекте разработки ачимовских отложений. В обмен «Газпром» получает 100% (ранее у российской компании было 50%) в сбытовых европейских компаниях Wingas, WIEH, WIEE, а также доли в компании Astora, занимающейся хранением газа в ЕС. Кроме того, «Газпрому» достанется 50% в Wintershall Noordzee, которая занимается разведкой и добычей в Северном море.
О чем все это нам может говорить именно сейчас – предлагаем обсудить, а для этого обратимся сначала к истории вопроса.
Исчезающая прибыльность
Сделка по обмену активами с Wintershall была запланирована еще пять лет назад. Тогда стратегия «Газпрома» на европейском рынке предполагала построение вертикально-интегрированной компании и выход на конечного потребителя. Для чего российской компании и были интересны сбытовые активы.
Однако, за годы подготовки жизнь внесла свои коррективы. Еврокомиссия приняла Третий энергопакет и всерьез взялась за дробление даже «своих» монополистов, контролировавших всю цепочку от добычи (импорта) до транспорта и сбыта. О том, чтобы такую цепочку смог выстроить «Газпром» - речи уже не было. Более того, в новых условиях работы на европейском газовом рынке, снизилась и коммерческая привлекательность сбытовых компаний.
О чем еще в 2013 году честно говорил глава Wintershall Райнер Зеле в интервью «Коммерсанту», объясняя, почему компания решила выйти из сбытовых активов, обменяв их на добычные активы в РФ:
«Рентабельность цепочки поставок снижается. Маржа перемещается в сторону разведки и добычи, ближе к скважине, и Wintershall в своей стратегии развития также поддерживает этот курс».
Однако «Газпром» двигался в выбранном направлении. То ли по инерции, то ли оказавшись неготовым отказаться от развития «престижного» европейского направления.
Конечно, для российской компании было важно иметь влияние на Wingas и другие сбытовые компании с тем, чтобы использовать их в качестве «проводника» для своего топлива к конечному потребителю в условиях растущей конкуренции. Но напомним, «Газпром» и до сделки в Wintershall здесь владел половиной акций, а отношения с немецким партнером всегда оставались дружественные.
Так или иначе, в июле 2014 года BASF объявила, что не успевает закрыть сделку этим летом. Но санкционный аспект тогда еще рассматривался в минимальной степени.
Кроме того, добавилось понимание экономического аспекта. Вскоре, в октябре 2014 года в выступлении А.Миллера звучат следующие слова:
Наша газпромовская стратегия в Европе в течение среднесрочного периода строилась на том, что мы идем к конечному потребителю. Идем к конечному потребителю и создаем цепочки стоимости от геологоразведки и добычи в транспорте, в хранении, распределении с выходом на конечного потребителя, и в каждом из звеньев пытаясь создать совместные проекты с нашими зарубежными партнерами для того, чтобы диверсифицировать риски на каждом из звеньев этой цепочки, и чтобы создавать дополнительную стоимость. Работает ли эта стратегия сегодня? Я думаю, что наверно правильнее ответить – частично.
…Абсолютно точно, что мы можем сегодня в этом зале сказать, «Газпром» критически анализирует и рассматривает те стратегии, которыми он руководствовался в последнее время. Это не значит, что эти стратегии и эти подходы будем менять, но и это не исключено. И, во всяком случае, точно не исключено, что мы более критично отнесемся к тем или иным проектам, которые мы планировали именно как проекты под отдельные звенья цепочки создания стоимости. Что может произойти с этими проектами? Во всяком случае, они как минимум могут претерпеть определенные изменения, они могут определенным образом быть модифицированы.
А к осени-зиме 2014 года именно ухудшение политической обстановки называлось в качестве основной причины замораживания процедуры обмена. Политические и экономические факторы, играющие против сделки, совпали. Считалось, что договоренность отложена в долгий ящик на неопределенный срок.
Внезапно для внешнего наблюдателя в начале сентября 2015 года было объявлено о возобновлении процедуры обмена активами, с закрытием к концу году. А 1 октября стало известно о завершении сделки.
Плюс новые договоренности с OMV.
Политика вместо экономики
Учитывая вышесказанное, есть основания предполагать, что возобновление стратегий по выходу на европейский рынок обусловлено уже не экономическими, а политические факторами. Тезисно:
1. «Газпром» реанимирует стратегию взаимопроникновения, выхода на европейский рынок через обмен активами с ключевыми европейскими партнерами.
2. В условиях, когда экономическая выгода от этого обмена не очевидна, решение может быть политическим: совместные проекты с крупнейшими европейскими энергоконцернами рассматриваются как инструмент воздействия на европейских политиков с целью снятия санкций или недопущения их нового витка.
3. Сам факт «реанимации» сделки с Wintershall и запуска переговоров с OMV говорит о том, что в настоящей момент европейский бизнес уже готов выстраивать долгосрочные отношения с «Газпромом» несмотря на политическую обстановку.
4. Важно, что речь идет не о покупке активов за рубежом. Эквивалентный обмен позволит обезопасить европейские активы «Газпрома» в случае ухудшения политической ситуации и возможной экспроприации иностранной собственности концерна.
5. «Газпром», таким образом, в очередной раз решает политические задачи страны, но в условиях изменившейся ситуации на газовых рынках (рост предложения СПГ на фоне избытка терминалов по приему) не путем «газовой дубинки», а другими и более мягкими способами.
Отметим, что ачимовские отложения, долю в разработке которых «Газпром» отдает партнером – это уже совсем не тот, сверхдешевый в добыче «сеноманский» газ, а достаточно тяжелые в разработке, глубоко залегающие запасы. Еще один плюс для «Газпрома»: несмотря на прошедшее в течение последнего года снижение нефтяных цен, структура активов для взаимного обмена не изменилась.
Новые индикаторы
Добавим штрихами еще несколько направлений, развитие которых также будет служить индикатором течения описываемых процессов.
Во-первых, одновременно «Газпром» готовит еще один обмен – с компанией Shell, которая хочет предложить российской компании долю в одном из своих международных проектов в обмен на долю в проекте «Сахалин-3» (основной объект - крупное Южно-Киринское месторождение газа).
Ядром сотрудничества здесь изначально стал завод СПГ на Сахалине (проект «Сахалин-2»). У проекта сложная история: это СРП со всеми издержками запуска в условиях слабого госконтроля, но в результате сама Shell была вынуждена несколько лет назад отдать контроль над проектом «Газпрому». Тем не менее, Shell по-прежнему остается заинтересованной в развитии сотрудничества и расширении завода (сырьем как раз и может стать газ с «Сахалин-3»).
Более того, по мнению некоторых наблюдателей, в условиях санкционного давления стран Запада интеграционные инициативы Shell (напомним, это не чисто континентально-европейская компания, а нидерландско-британская) выглядели достаточно «дерзко». Любопытно, что через несколько дней после того, как Shell явно обозначила свой интерес к «Сахалин-3», США распространили на него свои секторальные санкции.
Во-вторых, стоит отметить, что все упомянутые компании (Wintershall, OMV, Shell), а также немецкая E.On и французская ENGIE являются участниками проекта «Северный поток-2».
И последнее. В сделку «Газпрома» с Wintershall входит подразделение, ведущее добычу в Северном море. Часть добычи ведется в британском секторе. Поэтому в условиях режима санкций против «Газпрома» теоретически британский регулятор может потребовать вывести эти активы за периметр сделки. Отметим, что логика Великобритании здесь не в новом запрете для российской компании, а в опасениях британцев за стабильную добычу со своих месторождений в том случае, если к ним (ведь совладелец – «Газпром») также будут применены санкции.
Подобный прецедент уже есть. Именно с этим столкнулась компания Letter One (основана российским акционерами ТНК-BP для инвестирования средств, полученных после продажи компании). На часть средств (5,1 млрд евро) Letter One купила нефтегазовую компанию DEA, добычное подразделение немецкого энергетического гиганта RWE. Сделку одобрили все заинтересованные страны, кроме Великобритании – по тем же причинам (против российских владельцев гипотетически могут быть введены санкции). В результате на днях Letter One была вынуждена продать те из активов DEA, которые ведут добычу в британском секторе Северного моря, швейцарского химическому холдингу Ineos.
Ситуация в сделке «Газпрома» и Wintershall аналогична, за исключением того, что «Газпром» и Letter One – это, как говорится, две большие разницы. Тем не менее, интригасохраняется, пока сообщений о решении Великобритании не поступало.